Женщины испытывают историческую трудность в отношениях с городом и общественными местами. В городе девятнадцатого века, преобразованном ценностями Французской революции и современностью, женщины ещё не имели полноправного гражданства. Публичные места, по-прежнему, были исключительно мужским пространством, и женщины, по-прежнему со слабой публичной субъектностью, оставались только объектом мужского вожделения. Но они начали процесс завоевания городского пространства, заявив о своём праве на город, через своё физическое присутствие в самом городе. Однако это застопорившаяся революция, которая и сегодня требует законодательной защиты проекта субстанциального равенства, которое ещё не полностью достигнуто. Это состояние все ещё актуально, среди причин, связанных с социально-урбанистическими факторами, упорством мужских моделей в дизайне и управлении городами, а также в физическом качестве общественных пространств, которые часто не гарантируют адекватный уровень воспринимаемой безопасности. Эти ограничения часто не преодолевались городской политикой, разработанной, в основном, мужчинами. Центральная роль женщин в деле возрождения городов и обществ, по-прежнему социально организованных по мужским моделям, имеет и вопросы гендерного равноправия.

Эволюция современности в 19 веке привела к необычайной трансформации. Это разрушило традиционные модели общества и изменило восприятие времени, открыв целый ряд новых возможностей и вариантов выбора, а также утвердив разум и науку в качестве основных критериев объяснения мира. Город — это место, где эту трансформацию можно наблюдать физически, как «сцену», которую буржуазия — новый политический деятель — метафорически использует, чтобы продемонстрировать свою власть и претендовать на экономическую, политическую и социальную роль. На самом деле буржуазная культурная революция лишь незначительно улучшила качество жизни женщин в городе.

Их участие в общественной жизни ограничено условиями и строгими правилами, продиктованными этикетом, который необходим для сохранения чистоты высокопоставленных белых женщин. Женщины, с которыми можно было столкнуться тогда в общественном месте, — это горничные, которые быстро идут по своим делам, проститутки, стоящие в темных углах или узких переулках, гризетки, швеи Латинского квартала. В отличие от только что упомянутых типологий женщин, женщины среднего класса живут на задворках городского общественного пространства. Они допускаются туда только в том случае, если на это даёт право присутствие мужчины рядом и надзор отца, брата или мужа. В общественном сознании ожидается, что дамы будут ходить по городу быстрым шагом и с опущенной головой. Они никогда не должны осмеливаться наблюдать за городом, но всегда должны находиться под наблюдением, как в своего рода паноптикуме. Даже театры и кафе, типичные места сбора буржуазии, остаются средами, ориентированными на мужчин, где женщины рассматриваются лишь как декоративный аксессуар мужчины.

Почти все представительницы женского пола, включая высокопоставленную знать, становятся жертвами городской дискриминации, поскольку их исключение из гендерного пространства города, куда они допускаются только в качестве изящных украшений, приводит их к определённой форме афазии. В буржуазном пространстве, которым по преимуществу является деловой район, женщины рассматриваются как чуждый элемент, исключение делается только для женщин-клерков или секретарш (и только намного позднее бухгалтеров и юристов).

Можно сказать, что отношение городской среды к женщинам было обусловлено тремя факторами, поскольку они рассматриваются как: объект желания, тело для продажи и форма публичной демонстрации. Яркие витрины магазинов во французских пассажах и лавках, полных огней и товаров, станут в глазах женщин возможностью занять отведённую им ограниченную часть общественного пространства. Несмотря на ограничения и риски, связанные с потребительством, они начинают завоёвывать частичное и иллюзорное право на городской опыт, хотя это по-прежнему пространство для мужчин. Как пишет Эмиль Золя в “Au bonheur de dames 1883”, этот шанс завладеть общественным пространством — не что иное, как отравленный подарок. С точки зрения политики того времени — участие женщин в разговорах и дискуссиях даже на обывательском уровне, является частичным и не находит своего отражения в повседневной жизни. Другими словами — их мнения по политическим вопросам даже не слушается, и конечно, не воспринимается.

Но 19 век был временем, полным сложностей и противоречий, и в тех же городских пространствах жили фланезы, такие как Жорж Санд, Олимпия де Гуж и Флора Тристан, которые бродили по городу, иногда в мужской одежде, чтобы иметь возможность наслаждаться всем этим в одиночестве. Поэтому в пространстве нового современного города появляется новый тип женщины. Но хоть в 19 веке были предприняты важные шаги по поощрению ведущей роли женщин в социуме, именно в 20 веке женская инициатива полностью выходит на первый план. Женская революция породила изменение бытия, глубоко проникшие как на нормативный, так и на культурный уровень, в повседневную жизнь.

Город — это место, где человек выступает в роли творца и строит его по своему собственному образу и подобию. Следовательно, социальная несправедливость, поляризация, противоречия и ограничения заложены в социальных, экономических и культурных структурах, которые придают форму городу, неизгладимо отпечатываясь в его пространственном расположении. Он выглядит как неравномерное пространство, фрагментирован и разделен на “микросостояния”, внутри которых качество жизни зависит от финансовых ресурсов индивида. В этом постметрополисном сценарии, который характеризуется отсутствием общественных пространств и связей, город больше не является аутентичным местом, а превращается в простую территорию для совместного проживания. С гендерной точки зрения, эта городская и культурная география основывается на осознании того, что те, кто наблюдает, проектирует и чертит линии города, не являются беспристрастными наблюдателями. Сексуальный подтекст подтверждает на физическом уровне традиционный, символический и нормативный гендерный порядок, который действует в социальных контекстах. Нет смысла отрицать, что каждое поселение с историей — это надпись патриархата на камне, кирпичах, стекле и цементе. После того как города построены, они продолжают формировать социальные отношения, власть, неравенство и влиять на них. Городская среда является частью ряда социальных норм, обязательных отношений и нарративов, которые приводят к натурализации определённых мировоззрений. Существует очень интересное описание пригородов одним знаменитым архитектором: побочный продукт рационалистического городского планирования, созданный и интерпретированный, как пространственное подтверждение роли, отведённой мужчинами матерям и жёнам.

Но в 19 веке город и право на его общественные пространства возвращаются в качестве сценария и объекта серьёзных притязаний. Право на город подразумевает гораздо больше, чем простой доступ к материальным ресурсам, которые он предлагает. это право изменять, изобретать заново и перепроектировать город, что неизбежно зависит от осуществления коллективной власти в процессе урбанизации и реконструкции. Женщины, однако, начали открывать для себя и использовать это городское и политическое средство менее двух столетий назад, как символическим, так и физическим способом, который изменяет и переосмысливает политические коннотации общественного пространства и местностей.

Вклад женщин в переосмысление общественных пространств с точки зрения связей, которые они создают, может помочь хрупким территориям не развалиться и обеспечить связи, которые в рамках патриархальной традиции были бы недопустимы. Так называемые третьи пространства (свободные от гендерных стереотипов) — это места взаимной встречи, узнавания и взаимоотношений. Они усиливают субъективное и физическое восприятие и оставляют место для переговоров между социальными институтами и реальностью, что также может быть путём к расширению социальных прав и возможностей. Их культурная самобытность формируется благодаря множеству небольших, почти смежных местечек, разбросанных по всему городу, которые предоставляют возможности для реализации стратегий инклюзивности.

Творческий потенциал физических и нематериальных пространств может стать отправной точкой для того, чтобы по-другому взглянуть на город. Женский взгляд потенциально способен изменить то, что мы принимаем «как должное», и позитивно дестабилизировать то, что мы считаем «естественным». Женский взгляд точно показывает прорыв различия и находит полное выражение, когда гетеротопные группы осознают возможность коллективных действий для создания чего-то радикально отличающегося. Но эту роль могут играть только те женщины, которые способны к критическому и рефлексивному мышлению в отношении различных точек зрения, тому, что называется социологическим воображением. Они признают город местом как ограничений, так и возможностей, и не только как материализацию доминирующих нормативных моделей, но также других возможностей, выходящих за рамки данной реальности.